Когда я к морю плыл, покорный рек теченью, Я более не был рабом у бурлаков; Под краснокожих рёв их сделали мишенью, Распятых голышом у расписных столбов. Зачем мне экипаж, колониальный хлопок, Фламандское зерно... вот не было забот! Покончив с матроснёй, вдоль дальних гор и сопок Мне дали волю плыть – без груза, без хлопот. Я прошлою зимой, глух к ярости прилива, Бездумно, как дитя, не знающее зол, Как полуострова, что рвались вдаль, ретиво, Порядка не стерпев, к просторам гордо шёл. Благоволил ко мне бурь грозных повелитель, Танцуя на волне, как пробка, десять дней - Хоть прозвана волна молвою "жертв носитель" - Не вспомнил берегов и портовых огней. Нежней, чем плоть дичка для малого дитяти, Зелёный вал проник в моё нутро не зря - От синих пятен вин - и бурой рвоты, кстати, Омыл, отбросив прочь штурвал и якоря. И я, с тех самых пор, купал себя в поэме, В поэзии морей, в которой Млечный Путь Ронял фантомы звёзд, и в бледной диадеме, Восторженный топляк ко мне мог заглянуть. Раскрасив синеву безумными тонами, Замедлив ритмы дня, в сиянии лучей, Вскипала похоть тел чудовищ, меж волнами, Хмельней, чем алкоголь и наших лир звончей! Я видел небеса в сетях слепящих молний, Водоворот и смерч, и штормы всех мастей, И вечер грозовой, рассвет, восторга полный, Рой белых облаков, что стайки голубей. И низкий солнца диск, в зловещей диораме, Бросая веера сиреневых огней - Как бы играя роль в какой-то древней драме, Они стремились вдаль, от страха всё бледней. Мечтая о ночах, слепящих взор снегами, Неспешно целовал глаза морских глубин, И фосфор донных рыб в игривой цветогамме Пел яркой желтизной и синью каватин. Я месяцами плыл, следя за тучным стадом, В истерике слепой атаковавшим риф... Не снилось, что могла Мария кротким взглядом Заставить сбавить прыть и спеть другой мотив. К Флоридам жарким плыл, почти невероятным, Где дикарей раскрас к пейзажу подходил, Смотря в глаза пантер и тварям травоядным, Под радугой морей средь стад морских бродил! Болота - как садки, огромны, полны гнили, Некстати там увяз морской Левиафан, И в зарослях густых, где спят и бредят штили, Тонули воды рек, смывая гной из ран. Я видел ледники и солнца золотые, Из меди небеса и блеск жемчужных вод, Огромных анаконд, чьи кольца завитые Средь крученых дерев блюдут их древний род. Я б детям показал поющие потоки, И рыбок золотых, сверкающих дорад, И пену орхидей, пока, блуждая в шоке, Без якоря-ветрил, смотрел красот парад. Как вечный пилигрим, уставший от скитаний, Унылый плач волны приняв, как злой удел, Полипов поцелуй - присосками желаний, Коленопреклонён, как женщина, терпел. Я был, как островок, пристанищем для чаек, Что сеяли помёт, а злобный норов злил, Под белоглазый взгляд крикливых птичьих шаек Утопленник подчас, вверх пузом, приходил. Я, охмелев от вод лазоревых просторов, Заброшен был в эфир, наивный и простой - Мог мимо ускользнуть Ганзейский острых взоров, И мощный монитор не спас бы остов мой. Свободный, как туман, как пар лиловый мчался, Сверля небесный свод сквозь охры густоту - Поэтам на десерт искал, меняя галсы, То солнца лишаи, то неба бересту. Безумное бревно! Расцвечен рыбкой лунной, Морских коньков эскорт меня сопровождал, Пока Июль громил небесный свод латунный, И палицею в нём воронки пробивал. Я, лье за пятьдесят мог видеть блеск Мальстрима, И Бегемотов гон услышал за сто миль, Но синь небес в тоску влекла неудержимо... Когда ж Европы вод коснётся старый киль? Космических шаров видал архипелаги - Был странникам открыт безумный небосвод... Не в этих ли ночах вспорхнули ввысь, как флаги, Армады птиц златых, Грядущей Силы код? Я удручён, увы! Я плакал, полон страсти - Там горек каждый астр, и лун ужасен вид; Пьянящая любовь взорвёт мне киль на части, Коль я не поплыву, куда она велит! Всего-то мне нужней, из всех лагун Европы, Та лужа-океан, та детская мечта - На корточках, над ней, мальчишка, без заботы, Спускал на воду бриг, воздушней мотылька. Я не могу теперь, узнав цену свободы, В кильватере поплыть, открыв купчишкам путь, Как нестерпимы мне их флаг спесивый, гордый, И каторжный понтон... уж лучше затонуть!